Часть 1
Модильяни и Россия
Друзья и возлюбленная
Амедео Модильяни, чье творчество и образ жизни еще до его смерти обросли слухами и легендами, можно назвать «образцовым» или «настоящим» художником. В том смысле, который вкладывает в это понятие обычный человек. Что такое «настоящий художник» в общем представлении? Кто-то, «воспаривший» над обыденностью, посвятивший себя исключительно искусству. Для Амедео Модильяни подобное существование не было позой, он никогда не декларировал собственную исключительность — он просто так жил. В нищете, не понятый родными и друзьями и не особо пытавшийся им что-то доказать, не ожидая признания и успеха, бросив на костер искусства всё, что он мог, в том числе и своё здоровье.
В Париже начала XX века, где зарождались самые разные творческие союзы и художественные течения, Модильяни так и не примкнул ни к одному из них — хотя это вполне могло помочь ему банально выживать. Его искусство всегда было вне каких-то «-измов», вне среды, вне времени и вне пространства — в том числе и вне государственных границ. И друзей он всегда выбирал исключительно сам. Достаточно вспомнить, что ближайшим его товарищем был Морис Утрилло, позже ставший знаменитым пейзажистом, а во времена Модильяни вызывавший скорее жалость и пренебрежение творческой богемы.

Были среди друзей Модильяни художники и литераторы из Российской империи. И хотя для самого Амедео этот факт вряд ли имел какое-то принципиальное значение, для россиян их знакомство оставило неизгладимый след.

Друзья
Вероятно, первым из известных выходцев из России, кто встретил Модильяни, стал Жак Липшиц. Он приехал в Париж в 1909 году из городка Друскеники Гродненской губернии. Модильяни же жил в столице Франции с 1906-го.
По-видимому, знаменательная встреча произошло в академии Коларосси, которую посещали и будущий родоначальник скульптурного кубизма и Модильяни, который видел себя не живописцем, а скульптором. Встреча переросла в приятельские отношения, и Амедео даже написал портрет Жака Липшица с женой. Кстати, с женой, поэтессой Бертой Китроссер, скульптор познакомился тоже в Париже.

Берта Моисеевна Китросер была родом из Бессарабской губернии Российской империи и к Липшицу ушла от мужа — офицера царской армии, позже социалиста Михаила Шимкевича.

Портрет Жака и Берты Липшиц. 1916
По одной из версий, именно Жак Липшиц, который соседствовал со многими художниками в парижской колонии «Улей», познакомил Модильяни с выходцем из Белоруссии Хаимом Сутиным. Они стали настоящими друзьями, и Амедео в некотором роде взял шефство над талантливым самородком: подкидывал денег, приводил натурщиц, знакомил с нужными людьми. «Благодаря глубоким знаниям итальянского искусства он [Модильяни] был великолепным гидом по Лувру и познакомил Сутина с итальянскими примитивистами, художниками quattrocento, с Джотто, Боттичелли и Тинторетто, со всеми шедеврами, которыми восхищался сам. Он ввел Сутина в круг блестящих молодых художников-живописцев Пабло Пикассо и Диего Риверы, поэтов Жана Кокто, Гийома Аполлинера и Макса Жакоба». О приключениях двух товарищей ходило множество историй. Например, однажды Модильяни предложил своему покровителю Леопольду Зборовскому продавать картины и Сутина. Зборовский согласился, но его жена терпеть не могла грубоватого и неотесанного по парижским меркам белоруса. Она вообще запретила мужу приводить Сутина домой. Тогда Модильяни в отместку нарисовал портрет Сутина прямо на двери ее квартиры. Хаим стал легендарной личностью среди обитателей Монпарнаса во многом из-за этой двери. От его портрета пытались избавиться, но безрезультатно, и, в конце концов, дверь сняли с петель, выставили на продажу и ее купили за вполне приличные деньги.

По другой версии, Модильяни и Сутина познакомил общий приятель — скульптор Осип Цадкин. Он был земляком Хаима, тоже жил в «Улье» и в отличие от нелюдимого Сутина легко заводил друзей. В своих мемуарах Осип Цадкин вспоминал, что однажды встретился с Модильяни в кафе на Монмартре и рассказал о «странном Сутине». Амедео тут же загорелся немедленно увидеть работы новенького. Когда Цадкин и Модильяни пришли в мастерскую Сутина и открыли дверь, то замерли в изумлении. Голый художник стоял перед чистым холстом, затем взял кисть и нанес несколько мазков — казалось, что из холста хлынула кровь. Модильяни даже вскрикнул. Кстати, голым Хаим рисовал часто. У него просто не было денег на новую одежду, и во время работы он снимал вещи, чтобы те не пачкались и не портились.
Не мог Модильяни не познакомиться и с еще одной обитательницей «Улья» — художницей Маревной, позже разработавшей свой собственный стиль — удивительный синтез кубизма и пуантилизма. Под нарочито русским псевдонимом писала картины родившаяся в Чувашии Мария Воробьева-Стебельская. Хаим Сутин стал одним из ближайших ее друзей, он был даже в нее влюблен, сама же Маревна восхищалась его гениальностью. Спустя полвека Маревна создала один из самых известных сегодня портретов Модильяни и написала коллективную композицию «Посвящение друзьям с Монпарнаса», центральную часть которой займет как раз образ Амедео.

Невероятно интересны и три книги ее воспоминаний, в которых она рассказала о жизни Парижа начала XX столетия. «Мы были молоды, глубоко преданы искусству, верили в наш дар и наши силы, у нас была энергия, чтобы выживать, работать и, конечно, любить… Одно наше появление на улице привлекало всеобщее внимание. Впереди — уверенной походкой, с огромным чувством достоинства шел, размахивая тростью с ацтекскими фигурками, огромный, смуглый, бородатый Диего Ривера. Дальше я — в розовой широкополой шляпе, отцовской накидке, велосипедных бриджах, белых носочках и черных туфельках. Потом Модильяни — чудесные кудри эпохи Возрождения, расстегнутая до пояса рубашка, книга в руке, он шел, декламируя строчки из «Ада» Данте. Далее Эренбург с лошадиным лицом, похожий на Льва Волошин; Пикассо и Макс Жакоб, один в огромном «пальто кубиста», другой — в приталенном пальто, черном цилиндре, белых перчатках и гетрах...».
Всех упомянутых художников, в том числе и самого Модильяни, сегодня относят к так называемой «Парижской школе». Этот термин в 1920-е годы впервые применил журналист Андре Варно, который хотел как-то объединить французских художников нефранцузского происхождения. Собственно реальной «парижской школы» никогда не существовало. У этих мастеров не было общей программы, живописной манеры, жанрового предпочтения, тематики… Зато общим был стиль жизни и яркая индивидуальности.
В России их работы зрители впервые увидели в 1928 году, на московской выставке «Современное французское искусство». Знаменательно, что и Сутина, и Липшица, и Цадкина представили в СССР, как французов, да собственно они себя так позиционировали.
После этой выставки их имена надолго забудут в нашей стране и вновь вспомнят лишь в новом тысячелетии. И интерес к их творчеству будет неимоверный.

Привезли в 1928 году в Москву и картины Модильяни. На выставке представили пять его работ и даже украсили обложку каталога женским портретом его кисти. Это была первая встреча российского зрителя с творчеством мастера, следующая состоится спустя несколько десятилетий. Но удивительным образом имя Модильяни в России все эти годы будут знать и помнить. Во многом благодаря двум людям, с которыми художника связывали близкие отношения, и получилось так, что оба эти человека не имели отношения к изобразительному искусству, не были коллегами Амедео по художественному цеху.

Продолжение следует...

Автор статьи: Оксана Василиади, заведующая редакцией Издательского Дома Мещерякова, выпускающий редактор книги «Принц Модильяни»

Анджело Лонгони
«Принц Модильяни»
Он — Амедео Модильяни, неоцененный в свое время гений, а сегодня один из самых известных и популярных в мире художников. А это — биографический роман о его судьбе, его взглядах на искусство, его друзьях, покровителях и возлюбленных и, конечно, об уникальной художественной атмосфере Парижа начала XX столетия.
Made on
Tilda