«Гиляй, не хотите ли Вы сегодня в цирк? Если да, то мы ждем Вас к 6 1 /2 часам, если же нет, одолжите сезонный билетик...» — пишет Чехов приятелю Владимиру Гиляровскому. «С каждым приездом Антона Павловича в Москву мы ходили с ним в цирк Саламонского. Он очень любил клоунов и эксцентриков, от которых хохотал до упаду, как ребенок», — вспоминал артист Художественного театра А.Л. Вишневский.


Этот цирк, располагавшийся в Москве по адресу «Цветной бульвар, 13», был открыт в 1880 году антрепренером, дрессировщиком и наездником из Одессы Альбертом Саламонским (1839—1913) в специально построенном здании; ныне на этом месте — Московский цирк Никулина. У Саламонского работало много клоунов. «Что это за цирк, если публика в нем мало смеется», — говорил он. В их числе были и клоуны-дрессировщики Анатолий и Владимир Дуровы.

А Владимир Дуров в своей книге «Мои звери» позже не преминет упомянуть следующее: «Каштанка была молоденькая, рыжая собачка, которой пришлось быть первой из дрессированных мною собак. До того, как она попала ко мне, ее хозяином был бедный столяр... Каштанка заблудилась, потеряла хозяина и попала ко мне на выучку. Ее история послужила содержанием для занятного рассказа А.П. Чехова «Каштанка», написанного автором с моих слов. Как вчера, помню день встречи с Каштанкой. Была зима. Шел снег, падая мягкими хлопьями. Рыжая собачка прижалась к двери подъезда и беспомощно визжала, не зная, куда идти, где обогреться. А снег все падал на нее, облепляя с ног до головы и превращая ее в белый бесформенный комок, из которого поблескивали большие грустные глаза... Я сбил рукой снег с ее спины и поманил за собой. Она пошла за мной и стала у меня жить. Я начал ее дрессировать, и скоро она сделалась настолько образованной, что выступала с другими моими четвероногими и пернатыми артистами на цирковой арене. Но раз из-за Каштанки в цирке, в самый разгар представления произошел переполох. Каштанка, которая должна была показать свои знания публике, вдруг остановилась, глядя вверх, откуда до нее доносился знакомый голос. Столяр, ее прежний хозяин, был в числе публики на галерее, и, не обращая внимания на толпу, не обращая внимания на мою команду, она бросилась через публику к старому хозяину».

Прототип у чеховской Каштанки был, конечно, не один. Гиляровский в книге «Москва и москвичи» вспоминает, что в доме Чехова в Москве часто бывал артист Вася Григорьев, и Чехов «нередко записывал его меткие словечки, а раз даже записал целый рассказ о случае в Тамбове, о собаке, попавшей в цирк. Это и послужило темой для „Каштанки"». В воспоминаниях Е.Т. Ефимьев, товарищ Чехова по гимназии, утверждал, что Каштанкой звали рыжую собаку его хозяина-столяра: «Она была верным спутником во время наших прогулок по берегу моря, участником всяческих мальчишеских проказ. Антон Павлович, конечно, описал нашу Каштанку». Издатель журнала «Осколки» Лейкин утверждал, что это он рассказал Антону Павловичу историю собаки Каштанки.

Уже в начале 1888-го Чехов предполагал выпустить «Каштанку» отдельным изданием. 22 марта 1888 года он сообщал А.С. Лазареву (Грузинскому): «Печатаем 2-е издание „Сумерек", новую книгу и детскую книгу „В ученом обществе"». Чехов — Суворину 3 апреля 1888 года: «Мечты же об изяществе издания я целиком перенесу на „Каштанку"; если рисунки будут хороши и издание изящно, то не жалко будет и убыток понести». Первым делом Чехов обращается к своему приятелю, художнику- анималисту Алексею Степанову (1858—1923), о чем извещает Суворина 24 октября 1888 года: «Я заказал к «Каштанке» рисунки. Еду сейчас к приятелю художнику, большому охотнику, изучившему собак до мозга костей. Попрошу его нарисовать собаку для обложки». И позже: «Посылаю Вам, милый Алексей Сергеевич, Каштанку, которую потрудитесь спрятать. Это для обложки. Обложка у меня будет белая, и на ней пятном сядет собака. Будет просто, но хорошо. Рисовал художник Степанов, ярый охотник, изучивший собак до тонкостей. Изобразить помесь таксы и дворняжки задача нелегкая, но Степанов, как видите, решил ее блестяще. Поглядите на ноги и на грудь. Придать лисьей морде добродушно собачье выражение тоже нелегко, но и это сделано. Вы покажите рисунок Насте и Боре. Если им понравится, значит хорошо. Остальные рисунки еще не готовы... Совестно подгонять приятеля». Степанов, вероятно, выполнил рисунок к обложке «Каштанки», но издатель медлил. Почему? Исследуя переписку Чехова и Суворина, напрашиваются два ответа: первый — Суворин видел в рассказе произведение для детей, второе — как опытный издатель, Суворин понимал, что книга для детей должна быть проиллюстрирована.

Чехов же нервничал. «Не забудьте „Каштанку", — писал он Суворину 13 мая 1891 года. — Пора уже ее спустить с цепи. Если ее иллюстрировать и дать ей обложку с той собакой, которая у вас спрятана в столе, что около окна, то она может пойти». 30 августа он снова напоминал: «А что же „Каштанка"? За три года, пока она у вас лежит, я бы три тысячи заработал». И еще раз 16 октября: «Напоминать ли Вам о „Каштанке", или забыть о ней? Потеряет ли что-нибудь отрочество и юношество, если мы не напечатаем ее? Впрочем, как знаете». Из письма Чехова от 22 ноября 1891 года можно заключить, что Суворин боялся убыточности этого издания. «Почему Вы думаете, — отвечал ему Чехов, — что я от „Каштанки" не получу барышей? Хоть 25 р., а получу. Она может, при условии продолжительной продажи и при хорошем распространении, дать много».

Суворин, будучи опытным издателем, видимо, настаивал на переработке материала для юных читателей. Название, как мы видим, к этому времени Чехов уже заменил на более понятное детям. А 3 декабря 1891 года Чехов известил Суворина о полученной корректуре и о значительных поправках и дополнениях, сделанных им: «Получив корректуру „Каштанки", я тотчас же сделал поправки и написал новую главу. Я разделил сказку на большее количество глав. Теперь уже не 4 главы, а 7. Новая глава даст несколько лишних страниц, и авось получится что-нибудь. Друга дома и неверную жену, конечно, я выброшу вон. Корректуру посылаю Вам, а Вы пошлите ее Неупокоеву с объяснением, для чего написана новая глава. Если эта глава Вам покажется резонансом, то бросьте ее». Новый расклад глав выглядел так. Первая глава рассказа «Таинственный незнакомец» была разбита на две: «Дурное поведение» и «Таинственный незнакомец», вторая — «Новое, очень приятное знакомство, или Чудеса в решете» — тоже на две: «Новое, очень приятное знакомство» и «Чудеса в решете», третья глава — «Талант! Талант!» — оказалась пятой, вновь написанная глава «Беспокойная ночь» стала шестой, четвертая глава газетного текста — «Неудачный дебют» — седьмой.

Существует первое отдельное издание «Каштанки» — книжка небольшого формата с рисунками, подписанными двумя инициалами, из них одна литера четкая — «С.». Долгое время эти иллюстрации считались степановскими: но, проанализировав подпись-монограмму, книговеды сошлись во мнении, что рисунки принадлежат художнику Сергею Соломко. (Монограмма Соломко, введшая в заблуждение исследователей, действительно оригинальна: литера «С.» нанизана на литеру «S.».) Очень посредственные, эти иллюстрации не отвечают характеристике, данной Чеховым рисунку в первом эскизе обложки. Вопрос о том, что случилось с рисунками Степанова, да и существовали ли они в действительности, до настоящего времени остается открытым.

Вышедшее в 1892-м издание с рисунками Соломко разочаровало Чехова; он писал Суворину 22 января 1892 года (и это можно считать косвенным подтверждением, что рисунки — не степановские): «Голубчик, я от себя готов дать художнику еще 50 р., чтобы только этих рисунков не было. Что такое! Табуреты, гусыня, несущая яйцо, бульдог вместо таксы...» И 28 февраля 1892 года с удивлением замечал в письме к Суворину: «Представьте, рисунки публике нравятся; мне же они совсем не нравятся». Тираж «Каштанки», тем не менее, быстро разошелся. 3 марта 1892 года Чехов сообщал издателю: «В Вашем магазине говорят, что „Каштанка" идет хорошо. Если это справедливо, то желательно, чтобы не запоздало второе издание». «Каштанка» с иллюстрациями Сергея Соломко переиздавалась шесть раз (1-й и 2-й — 1892 г.; 3-й — 1893 г.; 4-й - 1895 г.; 5-й - 1897 г.; 6-й - 1898 г.; 7-й - 1899 г.). Этот художник-график, яркий представитель жанра так называемой «журнальной иллюстрации» и, конечно же, фольклорного направления русского стиля, многократно печатавшийся в «Ниве», автор рисунков для открытых писем, был чрезвычайно популярен в широкой среде. Ему был присущ дар декоратора, поэтому в книжном деле за ним закрепилось звание «художника-обложиста». Что до иллюстраций, то с художественной точки зрения они представляются довольно слабыми и поверхностными. И Чехов придерживался того же мнения.

Тем временем писательскую судьбу Чехова ждали значительные перемены. Туберкулез, многочисленные долги вынуждают его продать право собственности на издание его произведений Адольфу Марксу. Не нуждается в комментариях содержание телеграмм двух великих людей. 16 января 1899 года, Чехов — Суворину: «Маркс предлагает право собственности 50 000. Прошу 75 000. Телеграфируйте Ваше мнение. Что делать?». Тот же день, Суворин — Чехову: «Вопрос права собственности только на изданные сочинения. Не правда ли. Я не понимаю, зачем Вам торопиться с правом собственности, которое будет еще расти. Во всяком случае на первый вопрос отвечайте. Понедельник переговорю с Колесовым. Семь раз отмерьте сначала. Разве Ваше здоровье плохо. От Вас давно нет писем». 27 января Чехов сообщает Суворину, что «...договор уже нотариально подписан». Маркс начинает готовить собрание сочинений Чехова как приложение к журналу «Нива». В томе 6 собрания сочинений в 22-х томах, изданном в 1903 году, будет опубликована «Каштанка» — еще одно прижизненное издание произведения. К счастью, не последнее.

В письме к Чехову от 19 марта 1892 года ИА Леонтьев (Щеглов) сожалел, что «Каштанка» — любимая его вещь — издана неважно. Чехов это понимает, и продолжает искать «своего» иллюстратора «Каштанки». Иллюстратора нашел издатель. Художник и педагог, классик русской иллюстрации Дмитрий Кардовский в статье «Как я рисовал иллюстрации к «Каштанке» А.П. Чехова» впоследствии напишет: «Я был большим поклонником Чехова — художника, умеющего заставить свои образы жить жизнью с ноткой чего-то по-чеховски русского и даже, как в этом рассказе, чего-то понятного и близкого мне, петербургски-русского. Поэтому нет ничего удивительного, что, когда издатель «Нивы» А.Ф. Маркс предложил мне иллюстрировать «Каштанку», я взялся за это с охотой, тем более что всегда любил модели из животного царства. Как всегда, внимательно вчитавшись в рассказ, наметив моменты рассказа, подлежащие иллюстрированию, я стал рисовать. Однако специфическая особенность этого рассказа, состоящая в том, что главными действующими лицами в нем являются животные, потребовала от меня особой подготовки».

Что мы видим у Кардовского? Реализм в изображении главных героев- животных и импрессионистическое решение мира вокруг них, включая образы людей. Этот прием и стал попаданием «в яблочко». Каштанка — удивительно трогательная в до мелочах знакомых собачьих повадках, и образы — именно образы! — людей, с которыми ее свела жизнь. Причем художник учел мировосприятие Каштанки, о котором выразительно и незабываемо Чехов говорит так: «Все человечество Каштанка делила на две очень неравные части: на хозяев и на заказчиков; между теми и другими была существенная разница: первые имели право бить ее, а вторых она сама имела право хватать за икры. Заказчики куда-то спешили и не обращали на нее никакого внимания». Соответственно, Кардовский позволяет нам увидеть образы столяра, Федюшки и м-ра Жоржа, «заказчики» же им четко не прописаны. Как, впрочем, и весь этот необъятный, огромный, загадочный мир. Уголь и итальянский карандаш позволили Кардовскому совместить реальность и «мистицизм»: «Уголь — чудесный материал и по его живописно-тональным качествам и потому, что углем можно добиться в рисунке большей точности».

Вот сколько маленьких и больших загадок таит в себе любимая с детства «Каштанка». И наверняка продолжает таить.